Лучшая жена на свете - Джеки Д`Алессандро

Осушив одним глотком рюмку, он закрыл глаза, чтобы насладиться теплом стекающей по горлу жидкости. Если бы он смог собраться с духом и мыслями, он непременно посмеялся бы над собой за то, что так расстроен. Он налил себе еще бренди и, прихрамывая, направился к камину. Там он сел на кушетку и, облокотившись на колени, стал смотреть на огонь.

Сразу же перед его мысленным взором предстала мадам Ларчмонт, и он снова испытал такой же шок, как на званом вечере сегодня, когда увидел ее. От леди Мэллоран он узнал, что ее зовут Александра. Наконец-то у него будет ассоциироваться с именем лицо, преследовавшее его в течение последних четырех лет.

Пока он без всякого интереса наблюдал за гостями леди Мэллоран, он невольно подслушал вежливую болтовню дам о том, что гадалка была нанята для развлечения гостей. Гадание по картам его не интересовало. Но тут его взгляд остановился на гадалке…

Он узнал ее сразу же. Впечатление было такое, будто ему нанесли удар в солнечное сплетение.

Потом она подняла голову. Он смог разглядеть ее лицо, незабываемое лицо, отпечатавшееся в его памяти с первой минуты, как он увидел ее в Воксхолле в тот летний вечер. Он смотрел на нее и не верил своим глазам. Ему показалось, что так же, как тогда, четыре года назад, его сердце, его дыхание, его кровь – все остановилось, а все остальное – толпа, шум, веселье и смех – исчезло, и они остались одни. Он смотрел на нее, а в голове стучала одна мысль: «Слава Богу, ты жива».

Она уже не носила лохмотьев, и ее лицо не было измазано грязью, как в Воксхолле, но все такими же были огромные темные глаза. Тот же упрямый подбородок с ямочкой, к которой словно прикоснулся палец Бога. Маленький прямой нос и невероятно полные губы, слишком большие на ее личике, по форме напоминающем сердце. Он не мог назвать ее красивой в обычном смысле – для этого черты лица были как бы несочетаемыми, слишком асимметричными. Все же ее внешность притягивала, завораживала. Но что тогда сбило его с толку больше, чем тот факт, что она хотела залезть ему в карман, так это то, как она на него посмотрела.

Он не ожидал, что встретится лицом к лицу с девчонкой, которую он сперва принял за грязного уличного мальчишку. Потом он безошибочно угадал эмоции, промелькнувшие на ее лице, когда схватил ее за руку. Сначала это был шок. В ту минуту, когда она хотела лишить его золотых часов, он поймал ее только потому, что у него выработалась молниеносная реакция на все, что происходило в подобных районах. Она была талантлива и не привыкла к тому, что ее могут поймать.

Шок сменился очевидным страхом. Она явно боялась, что он ее ударит. И шок, и страх были понятны. Но потом она заморгала и посмотрела на него своими огромными глазами так пристально, как будто узнала его, и прошептала: «Это вы».

Прежде чем он успел что-либо сказать, она вырвала руку и побежала так, словно за ней гнался сам дьявол. Он хотел догнать ее, но она растворилась в толпе. Он искал ее до самого рассвета, отваживаясь заглядывать даже в грязные притоны. Он не понимал, зачем ее ищет. Возможно, для того, чтобы поговорить.

Что означали эти загадочные слова? Он знал, что никогда прежде ее не видел, – он гордился своей зрительной памятью на лица, а ее внешность была не из тех, которую забывают. Что-то в ней манило его, тянуло так, как никогда в жизни, и он не понимал почему. Держа ее за руку в те немногие секунды, он почувствовал ее отчаяние и безысходность, а потом еще и страх. Они вместе с ощущением голода и бедности шли от нее волнами. Его сердце наполнилось жалостью. Это она хотела ограбить его, но непонятно почему, ему хотелось уверить ее, что он не причинит ей зла, а поможет ей. Проклятие! Как только он увидел ее глубокое отчаяние и страх, он пожалел, что не дал ей украсть эти чертовы часы.

Он сжал пальцами ножку хрустальной рюмки и, оторвав взгляд от огня в камине, с недоумением посмотрел на янтарную жидкость.

Сколько раз за эти четыре года он вспоминал о ней, не пересчитать. Его преследовали ее глаза, а совесть мучила его за то, что он лишил ее малозначащей для него безделушки, тогда как для нее она, возможно, была единственным средством, чтобы не умереть с голоду. Ему были прекрасно известны судьбы женщин, оказавшихся в таком положении, как она, и зарабатывавших на жизнь воровством, и., его сердце сжималось всякий раз, когда он думал о ней.

Особенно часто он вспоминал о ней бессонными ночами. Жива ли она? Или ее поймали и повесили? А может быть, убили в трущобах Лондона, где живут грабители и карманники? Или заставили заниматься проституцией? Эти мысли не давали ему покоя. Но еще больше его мучил тот неоспоримый факт, что она знает его. А он не сделал ничего, чтобы помочь ей. После той ночи он три раза объехал весь Лондон и каждый раз подолгу прохаживался по Воксхоллу и другим злачным местам Лондона, то разыгрывая легкую добычу для воров, то где-нибудь прячась и скрытно наблюдая за толпой в надежде увидеть ее или снова стать ее жертвой. Но все его усилия были напрасными.

Даже в этот приезд в Лондон он провел два вечера не в клубе, не в опере и не на званых вечерах в поисках невесты. Он опять отправился на ее поиски в трущобы, в плохо освещенные аллеи Воксхолла и Ковент-Гардена. Ему снова не повезло. Оба вечера он возвращался домой уставшим, угнетенным и расстроенным тем, что видел, – ужасающей нищетой, страданиями и насилием. Во второй вечер он чудом избежал столкновения с огромным мужчиной, который дал ему понять, что не остановится даже перед тем, чтобы перерезать ему горло, если Колин не отдаст ему деньги. К счастью, Колину удалось отнять у него нож и тем самым обуздать кровожадные намерения грабителя. К тому времени как он вернулся домой, он понял, что его поиски бесполезны, и решил их прекратить.

Он, конечно же, не ожидал увидеть ее на званом вечере в гостиной леди Мэллоран.

Он не сомневался, что она его узнает, и это доставило ему удовлетворение, потому что он-то точно ее не забыл. Однако она, видимо, преуспела в умении скрывать свои чувства – в умении, которое он легко распознал, поскольку сам уже давно им овладел. Он отметил, как блеснули ее глаза, когда она его увидела. При свете многих сотен свечей эти глаза были по-прежнему цвета шоколада. Узнавание, промелькнувшее в ее взгляде, было таким мимолетным и почти неразличимым. Но годы, проведенные на службе у ее величества, сделали его наблюдательным, особенно в части понимания людей. Надо отдать ей должное, она выглядела хорошо, но так же, как тогда в Воксхолле, она растворилась в толпе. Он искал ее, а она, как четыре года назад, опять ускользнула. Он вышел из дома в сад с твердым намерением не потерять ее на этот раз. Он знал, что ей рано или поздно придется выйти из дома. Что она и сделала – через, окно.